Фереби рассмеялась.

— Буря — вовсе не лошадь. Это мамонт. Белый мамонт.

— Ого! — поразился Рако. Ему доводилось слышать о шоретских мамонтах, но он никогда их не видел. Мамонты не участвовали в битве при Дурганти, и Рако знал, что их стойла — если так можно выразиться — находятся в Кармале Сью, поскольку тамошний мягкий климат лучше подходит для этих животных. Никто из феинов не видел мамонтов уже несколько лет, и предполагали, что их поголовье сильно уменьшилось. — Белый мамонт? Должно быть, это что-то необыкновенное.

— Да. — Фереби зевнула. — Ее рождение было предсказано жрицами. У нас с ней особая связь. Я видела Бурю в ту ночь, когда она родилась. Если хочешь, приходи как-нибудь в Кармалу Сью, и я тебя с ней познакомлю.

В глубине души они оба знали, что вряд ли это когда-нибудь произойдет, но сейчас Рако согласно кивнул. Он снова забрался под одеяло и устроился поудобнее. Фереби улеглась рядом. По-прежнему шел дождь, и оба молча слушали шуршание дождевых струй, стекающих по деревянным ставням и водостокам.

— Ты спишь, Фереби? — спросил Рако. Она не ответила, и Рако решил, что девушка действительно задремала. Он снова взглянул на ее ступни, которые, казалось, светились в сумраке комнаты. Не в силах более бороться со своим странным желанием, Рако привстал и потрогал их; они были холодны как мрамор. И тогда Рако принялся осторожно растирать их ладонями. В этой ласке не было ничего сексуального; он всего лишь хотел согреть Фереби. Ее дыхание было ровным и размеренным, и поначалу она не отреагировала на его движение. Лишь когда Рако улегся рядом и начал проваливаться в сон, она тихонько проговорила: — Рако, прости, что называла тебя йектом.

Верный своему слову Йиска выбрал для Эффи самого старого и спокойного коня. Тем не менее она забиралась в седло с большой неохотой. Когда же Эффи посмотрела на остальных, ей сделалось еще горше. Все, кроме нее, казались опытными наездниками. Она задумалась: когда же Талискер выучился ездить верхом, живя в Эдинбурге? Правда, затем Эффи напомнила себе, что он провел долгие годы в Сутре. А вдруг никакой Сутры в действительности не существовало, и Талискер лишь обманывает себя? Тогда он, как и Эффи, никогда прежде не сидел в седле. Однако Талискер пребывал в святой уверенности, что он — великолепный наездник. И как бы там ни было, на коне он действительно держался вполне уверенно и выглядел довольным.

Эффи и комфорт редко бывали друг с другом на короткой ноге. Несмотря на сильный холод, девушка обильно потела; пот немедленно леденел под ветром и холодил кожу. Эффи чувствовала тошноту, что — странное дело — было необычно для нее. Если не считать того несчастливого случая, когда Эффи и Йиска впервые встретились, она редко чувствовала тошноту. Она частенько вызывала ее сама, но это совсем другое дело. «Контроль над организмом», — как говаривала Эффи сама себе. Теперь же контроль оказался утрачен, и не исключено, что виной тому был сироп таволги. Эффи с ужасом понимала, что у нее, возможно, отказывает печень.

Невероятная красота каньона Ди Челли больше не радовала Эффи. Она не обращала внимания на величественные виды; боль и ужас овладели всем ее существом.

В каньоне царила тишина, нарушаемая лишь тихим перестуком копыт и редкими криками орлов в вышине. По крайней мере так Эффи показалось вначале. Но через некоторое время она поняла, что здесь есть и другие звуки. Тихий-тихий шорох или сухое скрежетание, которое могли производить грызуны или змеи, убегавшие с пути всадников. Дыхание лошадей успокаивало Эффи, и она осознала, что присоединилась к ним, дыша как бы в унисон с животными. А потом девушка услышала еще один звук. Сперва она никак не могла понять, что это такое: размеренная, тихая пульсация, исходящая непонятно откуда. Казалось, она движется вместе с кавалькадой, и вскорости Эффи осознала, что воспринимает биение сердца. Она никак не могла понять, ее ли это сердце, или, может быть, одной из лошадей, или кого-то из всадников. Это напугало Эффи, и, чтобы не выказывать страха, она издала нервный смешок, который прозвучал громче, чем хотелось бы, отдавшись эхом от стен каньона.

— Эффи, ты в порядке? — не оглядываясь, спросил Йиска.

— Более чем, — солгала она.

Путники успели добраться до дна каньона прежде, чем Эффи упала. Ее последней мыслью было: «Простите», хотя она не смогла бы сказать, за что и перед кем извиняется. Она вывалилась из седла и рухнула на белый песок, покрывавший дно каньона.

— О Боже! — Талискер соскочил с лошади. — Йиска, Родни, подождите!

Все сгрудились вокруг неподвижного тела. Йиска принялся щупать пульс Эффи и разглядывать ее зрачки. Он ничего не сказал, но лицо его приобрело напряженное, почти испуганное выражение.

— Почему она молчала? — беспомощно сердился Талискер. — Я знаю, она выглядела не лучшим образом, но... Что с ней, Йиска?

Йиска поднял голову, сощурившись от солнечного света.

— Она умирает.

Эффи ничего этого не знает. Она находится где-то далеко, в совсем ином месте. Перед ее глазами мелькают, сменяя друг друга, разноцветные картины. Вот она галопом несется на лошади... потом плывет в лодке... потом летит, раскинув руки, словно Ангел Севера. Она по-прежнему чувствует боль, но боль эта находится в специально отведенном для нее месте, которое может быть, а может и не быть частью Эффи. Боль — желтого цвета. Ярко-желтого, а сама Эффи — голубовато-зеленая. Она — музыка и мгновение. Она будет танцевать вечно...

Наверху, над головой — пугающая тьма. Ей не преодолеть этот черный барьер...

— Эффи, — говорит кто-то. Они летят вместе, скользят среди стихии, как птицы в небе или, может статься, как рыбы в море. Впереди вспыхивает свет. Он дрожит и трепещет, зовя Эффи последовать за собой. Она не знает, что это, однако где-то в глубине души сознает: нельзя лететь за этим светом. Он уведет ее туда...

Эффи пытается протестовать.

— Нет!

Но у нее нет тела, нет материального воплощения — и нет легких, гортани и языка. И потому крику так и не суждено стать звуком. Впереди расцветают огненные пятна, похожие на вспышки выстрелов.

— Нет!

Возможно, они здесь. Возможно, ее друзья рядом, а она просто не в состоянии их увидеть — Талискера, Ииску, Малки... — Помогите мне-е-е-е-е!

Нет ответа. Эффи потеряна, предана забвению. И когда боль исчезнет, Эффи исчезнет вместе с ней...

ГЛАВА 7

По-моему, он пытается управлять мной, этот бес. Например, ему не нравится то, что я пишу свой дневник. Почему-то дневник представляет для него угрозу. Минуло уже некоторое время с тех пор, как он... присоединился ко мне. Физически я по-прежнему здоров и бодр, но вот что касается разума... О, тут все иначе.

Я постоянно думаю о том, что эта тварь — внутри меня. Как она теперь выглядит. Не может быть, чтобы она пребывала все в том же мерзостном облике. Нет. Разумеется, нет...

Ага, он пытается остановить меня! Пальцы сводит судорогой... на миг я словно бы разучился писать. Вместо слов рука выводит бессмысленные каракули, странные значки. Они разбегаются по странице, как отвратительные насекомые. Сперва я удивляюсь. Я не понимаю, отчего его это так пугает, но затем вспоминаю: слова имеют силу. Слова сковывают его, и, если уж на то пошло, именно слова — мои слова — освободили его.

Итак, я должен быть краток. Однако напишу обо всем, что сделал до сих пор — и о том, что я... что мы собираемся сделать. Речь идет о предательстве и геноциде, но бес уверил меня, что я получу достойную награду.

Прежде чем продолжать, я должен сделать некоторое отступление. Моя внешность меняется, и люди начали это замечать. Волосы, некогда бывшие светло-золотистыми, все более темнеют; кожа приобретает желтоватый оттенок. Пока что никто из подчиненных не осмеливается задавать мне вопросы, но что будет дальше? И отчего это происходит? Я спрашивал демона (я могу это сделать, просто мысленно проговаривая свой вопрос), и ответы приходили изнутри моего собственного сознания...